Лайонесс: Сад Сулдрун - Страница 68

— Эти слова вышли из рта женщины?

— Нет, ваше величество. Она так и не заговорила.

— Приготовься отрубить по ноге и руке ее мужу и сыновьям, если из ее рта не выйдет ни одного слова.

Эхирма, затуманенными глазами, смотрела на мрачные приготовления.

— Женщина, — сказал Церлинг, — в Глимвуд уже скачет отряд, который принесет ребенка во дворец. Король настаивает, чтобы ты подчинилась ее приказам и ответила на вопрос; иначе твои муж и сыновья потеряют по руке и ноге. Я спрашиваю тебя: где ребенок?

— Мама, скажи! — крикнул Падрейк. — Молчать нет смысла!

— Ребенок в Глимвуде, — с трудом прохрипела Эхирма. — Там вы его найдете.

Церлинг освободил мужчин и велел убираться. Потом взял щипцы, вытащил язык Эхирмы наружу и отрезал половину. Потом раскаленным железом прижег рану и остановил кровь. И это было последнее наказание, наложенное королем Касмиром на Эхирну.

Первый день в саду прошел медленно, мгновение за колеблющимся мгновением, каждое из которых приближалось робко, как на цыпочках, торопливо пробегало через настоящее и терялось среди сумрака и теней прошлого.

На второй день сгустился туман, воздух слегка зашевелился, но в нем по-прежнему тяжело висело мрачное предчувствие.

Третий день, все еще туманный, казался вялым и бесчувственным, но, тем не менее, каким-то невинным и нежным, как будто готовым для обновления. В этот день Сулдрун медленно обошла сад, иногда останавливаясь и касаясь камня или ствола дерева.

Склонив голову, она прошла по всему пляжу и только тогда остановилась и посмотрела на море. Потом взобралась по тропинке и уселась среди руин.

Настал полдень: золотое время сна, и каменные утесы обступили вселенную.

Пришел вечер, и солнце село, тихо и спокойно. Сулдрун задумчиво кивнула, как будто окончательно решилась, по щекам потекли слезы.

Появились звезды. Сулдрун спустилась к старой липе и, под скудным светом звезд, повесилась. Луна, поднявшись над кряжем, осветила обмякшее тело и прекрасное печальное лицо, уже поглощенное новым знанием.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

АИЛЛ, ЗАТОЧЕННЫЙ В ПОДЗЕМНОЙ ТЕМНИЦЕ, больше не считал себя в одиночестве. С большим терпением он выложил вдоль стены двенадцать скелетов. После того, как каждый из них походил под солнцем и закончил заключенным, они выцарапали на стене свое имя и девиз: двенадцать имен, соответствовавших двенадцати скелетам. Нет ни прощения, ни спасения, ни побега — вот послание, которое они оставили после себя. Аилл начал было царапать свое имя, используя конец пряжки; потом, в приступе гнева, стер. Это означало бы поражение, готовность стать тринадцатым скелетом.

Аилл встал напротив новых друзей. Каждому из них он выбрал имя, хотя мог и ошибиться.

— Тем не менее, — сказал Аилл группе, — имя не больше чем имя, и если один из вас обратится ко мне неправильно, я не обижусь.

Он ввел их в кус дела.

— Джентльмены, мы собрались на тайное заседание и используем коллективный разум, чтобы выработать общую политику; регламента нет, пускай высказываются все, но в пределах приличия.

Итак, мы обсуждаем тему «побег». Я знаю, что мы все обдумывали ее, но, очевидно, без особого успеха. Некоторые из вас могут посчитать, что тема больше не важна; тем не менее победа одного будет победой для всех! Давайте первым делом определим задачу. Все крайне просто: надо подняться по шахте на поверхность. Я считаю, что если сумею достичь основания шахты, то смогу вскарабкаться наверх, упираясь спиной и ногами.

Поэтому мне нужно поднять себя на высоту двенадцать футов, и это действительно серьезная проблема. Я не могу подпрыгнуть так высоко. И у меня нет лестницы. Да, друзья мои, кости сильные, но не хватает мускулов и сухожилий... А, вы имеете в виду как-то использовать ваши кости и эту веревку? Ну да, я вижу перед собой двенадцать черепов, двенадцать костей таза, двадцать четыре бедренные кости, двадцать четыре голени, столько же плечей и предплечий, много ребер и очень много всяких других частей.

Джентльмены, работа должна быть сделана. Пришло время для перерыва. Кто-нибудь хочет высказаться?

— Я предлагаю распустить собрание на неопределенное время, — сказал гортанный голос.

Аилл поглядел на линию скелетов. Кто из них заговорил? Или это был его собственный голос?

— Кто-то против? — после паузы спросил он.

Молчание.

— В таком случае совещание считается распущенным.

Он немедленно принялся за работу: разобрал каждый скелет, отсортировал компоненты и проверил, в каком сочетании их можно соединить. Потом начал строить, подбирая кость за костью, тщательно и аккуратно, растирая о камень, если необходимо, и укрепляя соединения волокном веревки. Он начал с четырех костей таза, которые скрепил при помощи ребер. На это основание он поднял четыре самых больших бедра, на которые поставил еще четыре кости таза, и соединил их ребрами. На этой платформе он укрепил еще четыре бедра и четыре последних кости таза, скрепив их несколько раз, чтобы гарантировать жесткость. Получилась лестница с двумя ступеньками, которая легко выдержала его вес. Еще одна ступенька, и еще.

Он работал не торопясь, дни и недели, твердо решив, что в критический момент лестница не должна упасть. Чтобы она не заскользила в сторону, он вбил в пол обломки костей и натянул на них куски веревки, получив, со свирепым удовольствием, достаточно жесткую структуру. Лестница стала его жизнью, вещью невероятной красоты; даже побег казался менее важным, чем эта великолепная лестница. Он наслаждался ее запасными белыми подпорками, точными соединениями, благородной устремленностью вверх.