— В лесной деревушке Глимвуд живут мой старый отец — дровосек — и мать. Их хижина стоит на отшибе. Я приготовлю хлеб, масло и сыр, и их отвезет туда на осле мой сын Коллен. Завтра утром, по пути на рынок, я принесу вам плащи, шляпы и сапоги. Завтра вечером, через час после заката, я встречу вас здесь, на этом месте, и вы будете спать в стоге сена. На восходе Коллен проводит вас в Глимвуд. Никто не узнает о вашем побеге, и вы сможете идти днем; кто свяжет принцессу Сулдрун с тремя крестьянами и ослом? Мой отец и мать позаботятся о вас, пока опасность не пройдет, а потом вы сможете уплыть в Тройсине, возможно через Даут; дорога более долгая, но и более безопасная.
— Не знаю, как и отблагодарить вас, — робко сказал Аилл. — По меньшей мере до Тройсине. Вот тогда я смогу поблагодарить не только словами.
— Не надо меня благодарить! Я буду вполне вознаграждена, если смогу украсть бедняжку Сулдрун у этого тирана, Касмира. Завтра вечером, через час после заката, я буду ждать вас обоих на этом месте!
Аилл вернулся в сад и рассказал Сулдрун о предложении Эхирмы.
— И нам не нужно будет по-воровски красться через ночь.
На глазах Сулдрун появились слезы.
— Ах, моя дорогая верная Эхирма! Я никогда полностью не ценила твою доброту!
— Из Тройсине мы сможем наградить ее за верность.
— И нам все равно нужно золото. Я должна проникнуть в мою комнату в Хайдионе.
— Эта мысль пугает меня.
— Нечего бояться. В мгновение ока я проскользну во дворец и обратно.
Настали сумерки.
— Пора, — сказала Сулдрун. — Я иду в Хайдион.
Аилл вскочил на ноги.
— Я пойду с тобой, хотя бы до дворца.
— Как хочешь.
Аилл перебрался через стену, снял с двери брус и Сулдрун вышла наружу. Какое-то мгновение они постояли рядом со стеной. Полудюжина тусклых огней светилась на различных этажах Пейнхадора. Уркиал был пуст.
Сулдрун всмотрелась в аркаду.
— Пошли.
Через арки мерцали огоньки города. Ночь была теплой, в аркаде пахло камнем, хотя иногда воняло аммиаком, если кто-нибудь опустошал свой мочевой пузырь. У оранжереи все запахи забил аромат цветов и фруктов.
Над ними темнел Хайдион, в его окнах светились лампы и свечи.
Дверь в Восточную башню казалась глубоким и темным полуовалом.
— Лучше, чем мы могли ожидать, — прошептала Сулдрун.
— А если кто-нибудь придет?
— Иди в оранжерею и жди там. — Сулдрун нажала на ручку тяжелой двери из железа и дерева. Та со скрипом отворилась. Через щель Сулдрун всмотрелась в Восьмиугольник.
Она обернулась к Аиллу.
— Я... — В это мгновение из аркады донесся звук голосов и топот шагов.
Сулдрун втащила Аилла во дворец.
— Идем со мной.
Оба пересекли Восьмиугольник, освещенный несколькими толстыми свечами.
Дверь слева вела в Длинную галерею, лестница впереди на более высокие этажи.
В Длинной галерее не было никого. Из Согласия донесся звук голосов: кто-то пел и весело смеялся. Сулдрун взяла Аилла за руку.
— Пошли.
Они взбежали по лестнице и остановились перед дверью в комнаты Сулдрун. Массивный замок соединял тяжелые петли, вделанные в камень и дерево.
Аилл внимательно оглядел дверь и пару раз нерешительно дернул замок.
— Здесь не войти. Дверь слишком прочная.
Сулдрун привела его к другой двери, на которой замка не оказалось.
— Спальня для моих фрейлин.
Она открыла дверь и прислушалась. Ни звука. Комната пахла духами и мазями, с намеком на зловоние грязной одежды.
— Кто-то спит здесь, — прошептала Сулдрун, — но сейчас она где-то веселится.
Они пересекли комнату и подошли к окну. Сулдрун открыла створки.
— Жди здесь. Я много раз ходила этим путем, когда не хотела объясняться с дамой Боудеттой.
Аилл с сомнением поглядел на дверь.
— Надеюсь, никто не войдет.
— Тогда спрячешься под кроватью или в комоде с бельем. Я быстро.
Она выскользнула из окна и по широкому каменному парапету подошла к окну своей старой комнаты, открыла створку и спрыгнула на пол. Пахло пылью и долгими днями одиночества, дождем и солнцем. В воздухе висел и след духов, печальное воспоминание о прошедших годах, и на глазах Сулдрун выступили слезы.
Она подошла к сундуку, в котором лежали ее вещи.
Ничего не потревожено. Она нашла потайной ящик и открыла его; внутри, как сказали ей пальцы, лежали украшения, драгоценные камни, золото и серебро, которыми она обладала — главным образом подарки родственников; Касмир и Соллас не подарили своей дочери даже пенни.
Сулдрун быстро связала все в шарф. Подойдя к окну, она обернулась и попрощалась с комнатой. Она чувствовала, что больше никогда не войдет в нее.
Выбравшись в окно, она закрыла створку и по парапету вернулась к Аиллу.
Они пересекли темную комнату и выскользнули в полуосвещенный коридор. Сегодня вечером, в отличии от других вечеров, дворец гудел жизнью; приехало множество аристократов и из Восьмиугольника доносились оживленные голоса; Аилл и Сулдрун не могли незаметно выбраться наружу. Они растерянно посмотрели друг на друга, их сердца громко бились.
Аилл тихонько выругался.
— Мы в ловушке!
— Нет! — прошептала Сулдрун. — Мы спустимся по задним лестницам. Не беспокойся, мы убежим, так или иначе. Пошли!
Они проворно пробежали по коридору, и началась неожиданная, но захватывающая игра. Где-то они бежали, где-то, замирая от страха, скользили на ватных ногах по старым коридорам, от комнаты к комнате, избегая людей; они прятались в тенях и выглядывали из-за углов: из Согласия в Зеркальный зал, потом вверх по спиральной лестнице в старую обсерваторию и гостиную под самой крышей, в которой молодые аристократы назначали свидания; затем вниз, по лестнице для прислуги, в длинные задние коридоры, а оттуда в музыкальную галерею, нависавшую над Залом чести.