Госпожа Лалетта, стройная темноглазая женщина, благородного происхождения, но без особых надежд на будущее, обучала их хорошо и никого не выделяла; Сулдун тоже относилась к ней равнодушно.
В то утро госпожа Лалетта чувствовала себя плохо и не могла преподавать. Сулдрун вернулась к себе и обнаружила даму Магелин, лежавшую на кровати Сулдрун; ее оседлал крепкий юный лакей по имени Лопус.
Сулдрун с испуганным интересом наблюдала за ними, пока дама Магелин не заметила Сулдрун и не закричала в полный голос.
— Отвратительно! — сказала Сулдрун, — И в моей кровати!
Лопус, глуповато улыбаясь, высвободился из объятий дамы Магелин, натянул бриджи и исчез. Дама Магелин оделась не медленнее его, одновременно весело болтая.
— Так быстро с танцев, моя дорогая принцесса? Ну, вы получили хороший урок? То что вы видели, так, пустяки, просто игра. Но лучше, намного лучше, если об этом никто не узнает…
— Ты испачкала мою кровать! — с досадой сказала Сулдрун.
— Тогда, дорогая принцесса…
— Убери с кровати все — нет, сначала вымойся сама, потом принеси чистое белье и хорошо проветри комнату.
— Да, дорогая принцесса. — Дама Магелин поторопилась подчиниться, и Сулдрун убежала вниз, в великолепном настроении, подпрыгивая на каждой ступеньке и радостно смеясь. Со строгостью дамы Магелин покончено, и Сулдрун может делать все, что захочет.
Выбежав в аркаду, Сулдрун быстро оглядела Уркиал и убедилась, что никто ее не видит; потом она скользнула за старую лиственницу и открыла застонавшую дверь. Протиснувшись внутрь, она закрыла дверь и по вьющейся тропинке спустилась в сад.
Стоял ясный солнечный день; воздух сладко пах гелиотропами и свежими зелеными листьями. Сулдрун с удовлетворением осмотрела сад. Он выдернула все сорняки, которые считала противными и грубыми, в том числе крапиву и большую часть чертополоха; сейчас сад выглядел почти упорядоченным. Она подмела листья с мозаичного пола старой виллы и прочистила дно маленького ручейка, текшего по краю оврага. Надо еще много чего сделать, но не сегодня.
Стояв в тени колонны, она расстегнула пряжку на плече, дала платью упасть и вышла из него, совершенно голая. Солнечный свет покалывал кожу; холодный воздух и солнце — восхитительный контраст!
Она пошла через сад. Наверно вот так чувствует себя дриада, подумала Сулдрун; просто двигаться, в тишине, ни единого звука, только ветер вздыхает в листьях.
Она постояла в тени одинокой старой липы, потом спустилась на пляж, на который накатывались длинные волны.
Довольно часто ветер дул с юго-востока, и тогда течения закручивались вокруг мыса и поворачивали в ее маленькую бухту, принося с собой всякую всячину, которая лежала на берегу вплоть до следующего высокого прилива, забиравшего ее с собой. Сегодня пляж был пуст. Сулдрун побегала взад и вперед, огибая прибой, накатывавшийся на грубый песок. Потом остановилась и внимательно осмотрела камни в пятидесяти ярдах от нее; однажды на одном из них она заметила пару юных русалок. Они тоже увидели ее и что-то сказали на своем медленном странном языке, который Сулдрун не понимала. Оливково-зеленые волосы падали на бледные плечи; губы и соски тоже были бледно-зелеными. Одна махнула рукой и Сулдрун увидела перепонку между пальцами. Потом обе повернулись и посмотрели в море, где высунулся из волн бородатый тритон, что-то крикнувший хриплым, похожим на свист ветра голосом. Русалки соскользнули с камня и исчезли.
Сегодня на камнях никого не было. Сулдрун повернулась и медленно пошла в сад.
Одев смятое платье, она вернулась на вершину оврага. Поглядев через дверь, Сулдрун убедилась, что никто сюда не смотрит, быстро протиснулась наружу и вприпрыжку вбежала в аркаду, принеслась мимо оранжереи и опять вошла в Хайдион.
На следующий день задул сильный ветер и принес из Атлантики легкий дождь. Сулдрун пришлось остаться в Хайдионе. После полудня она забрела в Зал чести.
В Хайдионе было тихо; казалось, что замок затаил дыхание. Сулдрун медленно обошла зал, проверяя каждый из больших стульев, как если бы хотела оценить их силу. Стулья, в свою очередь, обсуждали ее.
Некоторые стояли гордо и отчужденно, другие сердились. Некоторые были темными и злыми, другие — благожелательными. За троном короля Касмира по-прежнему висел темно-красный гонфалон, скрывавший заднюю комнату.
Ничто, сказала она себе, не сможет заставить ее рискнуть и войти: магия слишком близко.
Подойдя к боковой стене, она избавилась от надзора трона, и почувствовала себя более уверенно. В десяти футах от лица висел гонфалон. Она, естественно, не осмелится даже приблизиться к задней комнате, не то что войти... Тем не менее от взгляда хуже не будет.
Она неуверенно, на ватных ногах, подошла к гонфалону и осторожно отвела его в сторону. Луч света из высокого окна прошел над плечом и упал на каменную стену. Вот там, в трещине, железный стержень. А там два отверстия: замок. А за ними комната, в которой может войти только король Касмир... Сулдрун дала полотнищу вернуться обратно.
Он отвернулась и, успокоившись, вышла из Зала чести.
Отношения между Лайонессом и Тройсине, никогда не отличавшиеся теплотой, совсем испортились, по многим причинам, и, мало помалу, страны стали открыто враждовать друг с другом. Амбиции короля Касмира включали как Тройсине, так и Дассине, и его шпионы проникли во все слои общества тройсов.
Однако на пути планов короля Касмира стояла существенная помеха: отсутствие флота. Несмотря на длинную береговую линию, Лайонесс располагал всего четырьмя портами: Слут-Скем, Балмер-Скем, порт города Лайонесс и Паргетта за Дальним Мысом. Зато неровный берег Тройсине подарил стране добрую дюжину защищенных гаваней, каждая с пирсами, верфями и дорогами. В стране было полно умелых корабельщиков и строевого леса: вязы и лиственницы для скреп; дубы для корпуса, молодые остроконечные ели для мачт, плотные смолистые сосны для обшивки. Тройсские торговые корабли поднимались на север в Ютландию, Британию и Ирландию, спускались на юг вплоть до Мавритании и королевства Голубых людей; плыли мимо Танжера и проникали в Средиземное море.